Для вдумчивого и аналитически настроенного читателя, который впервые знакомится с историей Кавказской войны и читает хронологическое перечисление операций, выдаваемое некоторыми «специалистами» за глубокое историческое исследование, ход войны на Западном Кавказе может представлять большую загадку.

Военная хроника выглядит сумбурным, хаотичным нагромождением выступлений отдельных адыгских этносов из 12 тогда существовавших: в таком-то месяце такого-то года против русских выступили кабардинцы, потом натухаевцы, потом выступили шапсуги, потом бжедуги с абадзехами, затем выступает объединенное адыгское войско, но когда начинаешь вникать в детали, то оказывается, что под объединенным войском автор понимал представителей всего 3 или 4 этносов. Единственное глубокое чувство, которое выносишь после такого прочтения — это удивление: что же мешало им выступить вместе? Нам, привыкшим к описанию войн, где операции тщательно разрабатываются, призывной контингент проходит плановую мобилизацию, войска концентрируются на ключевых направлениях, а весь тыл трудится не покладая рук под лозунгом «Все для фронта — все для победы!», трудно понять как армии и полки могут действовать без координации усилий и выступать поодиночке не исполняя стратегический замысел главнокомандования, а добиваясь каких-то своих тактических целей, не известных никому, кроме их самих.

Но еще большее удивление постигает исследователя-аналитика, когда он приступает к изучению отдельных операций российской армии, в частности, по взятию аулов.

Очень часто это выглядит так: русский отряд выдвигается, окружает аул, начинает брать его штурмом, жители аула, включая стариков, подростков и иногда даже женщин, оказывают героическое сопротивление, стоят до конца, из соседнего аула может подойти помощь, которая вступит в бой и, обстреляв русские линии и повернет назад. Но вот аул взят, войско выдвигается к следующему черкесскому аулу и все начинается снова. Точно также происходило и с целыми черкесскими районами и местами проживания адыгских этносов — войска приходили, брали аул за аулом, район за районом, превозмогая сопротивление жителей этого района и, изредка, отбивая помощь, посланную черкесам из соседнего района, в который они приходили позже и жители которого тоже стояли до конца ...
Что-то здесь не так. Вы не находите?

Тут есть что-то странное, что за внешним героизмом защитников не сразу бросается в глаза. Здесь другая логика событий. Нам, воспитанным на практике последних войн, трудно понять иную логику сражений. Тем более, что по значению этой войны, по её трагизму и последствиям — для адыгов это действительно была война уровня Великой Отечественной. Но у неё была совсем иная логика, не та, что была в 1941 или 1945 году. Для большего понимания этого факта давайте примерим её на события той, последней Великой войны. Представим, что немцы вероломно начали войну и наступают на Брестскую область. Все жители Бреста героически сражаются с врагом, несут тяжелые потери, им на помощь приходят добровольцы из соседней Гомельской области. Идут кровавые бои. А в это время в самой Гомельской области жизнь течет своим чередом — работают заводы, играют свадьбы, дети ходят в школу, люди уходят в очередные отпуска, в кинотеатрах показывают «Волгу-Волгу». Но вот Брест пал и немецкие войска входят в Гомельскую область. Теперь уже Гомельская область вступает в тяжелые бои. И стар, и млад берут в руки оружие, идут на передовую и показывают чудеса героизма. Им помогает отряд добровольцев из соседней Смоленской области. Бои идут за каждую деревню, за каждую улицу и за каждый дом. Но вот, сопротивление защитников сломлено и немцы выдвигаются к Смоленской области. А в это время по ночному Смоленску гуляют парочки, а в кинотеатрах показывают зажигательную «Волгу-Волгу», а на селе колхозники бурно отмечают Праздник урожая....

Это выглядит абсурдом, не правда ли? Но ведь во время Кавказской войны все было именно так!

В чем тут причина? Не буду томить читателя — проблема сумбурных выступлений адыгских отрядов и иной, непривычной нам логики событий в том, что адыги были крайне разобщены и разрознены. Это никоим образом не похоже на подаваемый нам порой образ Кавказской войны, как сопротивления единого народа захватчикам, а в действительности это прямо противоположно такому утверждению. Разрозненность адыгов в основе своей не имеет ничего общего с Кавказской войной как таковой — она была всегда.

«Тысячи интересов разделяют этот народ на множество племен и независимых родов, завистливым взором следящих друг за другом, ревниво оберегающих свою свободу и зачастую разъединенных навсегда ужасным законом крови, законом мести, который увековечивает на многие столетия ненависть между племенами или отдельными родами и семьями. Этот дух независимости и недоверия проявляется в их нравах, характере их жилищ, их законах», пишет Дюбуа .

Причина этой разобщенности абсолютно понятна — отсутствие концентрации власти и её распыленность между множеством мелких феодальных властителей, более-менее равные силы основных этносов и жестокая внутренняя конкуренция. По другому быть просто не могло и для воспроизводства системы, существовавшей несколько столетий. Не должно было быть! В той системе адыгского мироустройства в целом ряде ситуаций адыги выступали по отношению друг к другу не как союзники, а как конкуренты и соперники и необходимости в сильном лидере-объединителе у них не было — Черкесия прекрасно жила без него много-много лет! В условиях отсутствия смертельного врага, разобщенность адыгов не могла представлять им глобальную опасность. Так, наличие 5 тыс. темиргоевцев в крымском войске во время самой большой битвы в адыгской истории — Канжальской — никак не сказалось на последующую адыгскую историю. Это, кстати, еще одна и далеко не последняя часть ответа на вопрос почему черкесы не выставили 200-тысячное войско, которое вполне в состоянии были выставить. Как его можно собрать если народ разобщен?

Если мы более пристально взглянем на проблему разобщенности, то увидим просто поразительную картину — адыги не могли договориться просто ни с кем. Они не всегда могли договориться с представителями своего этноса, очень редко договаривались о совместных действиях с соседними адыгскими народами, полностью провалили возможность объединения сил с народами Восточного Кавказа, ведущими свою войну с Россией, они не договорились и с родственными абхазами, и с союзными, благоволящими к ним и все еще сильными турками, ну и, конечно, договориться с англичанами они тоже не могли. Это было ненормально. Так не ведут войны, в которых решается судьба нации и уж точно ТАК в ТАКИХ войнах не выигрывают.

В этом отношении, кстати, черкесы были с одной стороны похожи на народы Восточного Кавказа, но с другой стороны, отличались от них. Несмотря на то, что чеченцы, лезгины, аварцы и множество других дагестанских народностей тоже враждовали между собой, в нужное время они смогли выдвинуть из своей среды сильного лидера, который властной рукой привел все эти народы к подчинению и заставил их выступить единым фронтом против России. Ничего подобного не было на Западном Кавказе. Мы наблюдаем здесь целую череду национальных вождей, каждый из которых был по-своему хорош и много сделал для достижения общей цели, но мог объединить максимум 2-3 адыгских этноса. К таким лидерам необходимо отнести в первую очередь Казбича Шеретлуко — легендарного шапсугского вождя, заставившего свой народ биться до конца, Магомед-Амина — ставленника Шамиля на Западе Кавказа, основной целью которого, как раз и было объединение усилий чеченцев и черкесов и Сефер-бея Зана — не только военного лидера, но и первого адыгского дипломата, стремившегося втянуть в войну Англию. Но проблема в том, что, несмотря на общее дело и на их собственные достоинства, они практически ни в чем не могут достичь согласия!

История Кавказской войны просто пестрит примерами даже не просто разногласий, а открытой вражды — то здесь, то там воины оставляют свои отряды и возвращаются домой для осуществления кровной мести, В. Лапин пишет о том, как русский офицер-разведчик становится свидетелем того, как в черкесский аул привозят 4 односельчан убитых кабардинцами за попытку угнать табун[37], Большая Кабарда соперничает с Малой, кабардинцы после нескольких лет войны, в большинстве своем, вообще отказываются воевать против России, хакучи не воюют с самого начала, убыхи враждуют с джигетами и все вместе они интригуют против абхазов, но самое удивительное, это когда лидеры адыгов начинают воевать между собой — так войска Сефер-бея неоднократно «схватывались» с Магомед-Амином и в 1857 г., близ реки Туапсе даже нанесли ему довольно крупное поражение.

Поразительно, но в тот время, когда война не то, что близко, а когда она идет уже несколько десятков лет, когда пал весь Восточный Кавказ, пали Кабарда, Темиргой, Натухай, частично Бжедугия, когда, забегая вперед, до полного поражения горцев оставалось менее 10 лет, лидеры адыгов не находят ничего лучшего, чем драться друг с другом! Нам, воспитанным на воспоминаниях Жукова и Штеменко, сложно понять как такое может происходить. Представьте, что зимой 1941 г., когда немцы стоят под Москвой, а передовая линия обороны проходит там, где сейчас находится Московская Кольцевая Автодорога, кавалерийский корпус Белова вдруг выходит из глубокого рейда по немецким тылам и всей своей мощью обрушивается на позиции дивизии Панфилова у Волоколамска!

Абсурд. Но ведь было именно так!

Разобщенность адыгов настолько глубока, что разногласия идут не только на горизонтальном — межэтническом уровне, но и на вертикальном — сословно-классовом. Во время всей войны шел процесс классового размежевания общества, причем, в том числе размежевания по самому основному вопросу — по вопросу продолжения войны. Устав от боевых действий, от постоянных поражений, от предательства союзников и видя слабую перспективу в продолжении войны, часть адыгского общества начинает склоняться к союзу с Россией, к прекращению военных действий.

При этом, неудивительно, что первой к этому приходит именно та часть общества, которая, исходя из принципов разделения адыгского общества по кодексу Хабзэ, и должна была в первую очередь вести войну — князья и дворяне. Начиная с 1820-1830х. годов, на разных территориях Западного Кавказа адыгская знать пытается начать переговоры с российской администрацией, войти в союз с Россией, заключить перемирие, а то и полностью перейти на строну России. При этом, зачастую это делается даже в ущерб интересам прежнего покровителя черкесов — Турции, который, по сути, предал адыгов в Кавказской войне, так, в 1853г. бжедугская дружина под начальством князя Мисоста Хаджемукова ходатайствует об отправлении в русскую Дунайскую армию для участия в войне против Турции. И здесь происходит то, о чем было бы полезно знать сторонникам официальной версии о «добровольном вхождении» Кабарды, Черкесии и Адыгеи в Россию — народ не поддерживает дворян! Адыгский народ отказывается заключить мир с Россией и настаивает на продолжении войны! Известно, что шапсуги собирали народное ополчение, караулили границу с российскими войсками, чтобы не дать князьям проникнуть на территорию контролируемую русскими и т.д. Можно по-разному трактовать это явление — как стремление адыгов к свободе, как невозможность жить под чьей-то доминантой, но, на мой взгляд, основная причина заключалось в другом — данное решение не могло быть принято в рамках все еще сильного мировоззрения адыгского общества того времени. Складывалась ситуация, когда, в глазах народа, знать отказывалась исполнять свое коренное, базовое, основное предназначение — отказывалась делать именно то, для чего она была создана и на что её уполномочил народ — на защиту себя от внешнего врага — и, естественно, народ протестовал против этого. Представьте это в реалиях нашего дня — вы берете на работу водителя автобуса, платите ему зарплату, выполняете какие-то его условия и вдруг потом, после этого он отказывается водить свой автобус и начинает уговаривать пассажиров ходить пешком! Пока система Хабзэ была еще хоть сколько-либо сильна, такие вещи в ней были невозможны.

Но система уже надламывалась! И свидетельством того был еще один фактор, еще одно «измерение», которое самым кардинальным образом влияло на способность адыгов собрать максимально возможное 200- тысячное войско: это очень трудно сделать когда народ воюет против… самого себя. Да, именно так. С первого и до последнего дня Кавказской войны в рядах русской армии было немало черкесов.

Во время Кавказской войны на стороне России воевали:

• Достаточно многочисленная Горская милиция, которая выполняла охранные и милицейские функции на территориях, занятых «мирными» черкесами, её представителей российское командование использовало как переводчиков, разведчиков, проводников и т.д.
• Анапский горский эскадрон,
• Лабинский конно-иррегулярный эскадрон,
• Лейб-гвардии Кавказско-горский полуэскадрон, располагавшийся в Петербурге и несший охрану Императора, а также сражавшийся в Польше против повстанцев в 1831г.
• Кавказский Горский полк, половина которого комплектовалась горцами,
• Терский конный полк, в котором служили постоянно неколько сотен кабардинцев и которым долгое время командовал человек по имени Тамбиев Али Анубекович.

В Конце 1820-х гг был сформирован Кавказско-горский конный полк, в котором служили черкесы. Правда, расквартирован он был не на Кавказе, а в Польше, Венгрии, Транссильвании и проявил себя с исключительно хорошей стороны в Крымской войне, а также в боях с польскими повстанцами. Да! По воле ветренной Мадам Истории, в то самое время, когда несколько десятков поляков, всеми правдами и неправдами проникших на Кавказ, помогали адыгам и принимали участие в борьбе против Российской Империи, в это самое время около 1 тысячи адыгов на территории Польши воевали против поляков.

Кроме национальных горских формирование очень немало адыгов самостоятельно записывались в казаки и служили в казачьих полках Донского, Кубанского и Терского войск, в том числе и на Кавказе.

Если взглянуть на штатную структуру тех черкесских частей, то мы увидим, что только там насчитывается около 2 тыс. всадников. Количественный состав горской милиции и адыгов добровольно записавшихся в казачьи, не отдельные горские национальные формирования, подсчитать не представляется возможным, но в любом случае, их было очень и очень немало. В сводках Кубанского и Терского войск, в наградных реляциях нередко мелькают адыгские фамилии — есаул Селим-Гирей, урядник Бейзрук Баронов, рядовые казаки братья Хапач и Товкмаш Жаде и др. Чуть ли не половина знаменитых черкесов, биографии которых известны, и почти все адыгские просветители служили (и хорошо служили!) добровольцами в российской армии.

Вот биографии лишь двух черкесов на русской службе:

Султан Адиль-Гирей Магомет Гиреевич. Из черкесских крымцев — Гиреев. С 1835г. воспитывается в Первом кадетском корпусе в Санкт-Петербурге. Произведен в корнеты с назначением «на Кавказскую линию и Черноморию». Среди прочих в 1847г. в составе Самурского отряда «награжден орденом святого Владимира с мечами и бантом», с 1847г. — адьютант при главнокомандующем Отдельным Кавказским корпусом, «за отличие проявленное в деле при осаде аула Чох» награжден орденом святой Анны 2 степени. В 1850г. переводится в Кавказко-горский дивизион, а в 1852г. становится его командиром, в 1855г. находится со специальным заданием среди горцев. Позднее — командир Кубанского казачьего дивизиона, позднее — комендант Варшавы. В 1867г. становится генералом, состоит в свите Александра II, служит генералом по особым поручениям при наместнике Императора на Кавказе в Тифлисе. Младший брат известного адыгского историка Хан-Гирея, историк, публицист, один из первых адыгских просветителей, автор целого ряда статей и рассказов в основном о жизни и быте и обычаев горцев, а также о русско-кавказской войне .

Могукоров Пшекуй Довлетчериевич, по одним данным бжедуг, по другим — шапсуг. В 1808г. поступает в Черноморское войско казаком. К 1849г. — генерал-майор. Участник русско-турецкой войны 1806-1812гг. Участник Отечественной войны 1812 г. «За отличие в делах против натухайцев» награжден в 1830г. орденом святого Владимира 4 степени. «За отличие в делах против шапсугов» 1831г. награжд. орденом святой Анны 2 степени. «За Калаусское сражение 1821г». награжден орденом святой Анны 3 степени с мечами и бантом» .

Обратите внимание: «За Калаусское сражение 1821г». награжден орденом святой Анны 3 степени с мечами и бантом»... Да... Это он — Пшекуй Могукоров — был тем умелым артиллеристом, чьи батареи решили исход сражения на Калаусском лимане. При сравнении прорусских черкесских формирований с количеством войск, применяемых горцами как в нападениях на российскую территорию, так и в отражении российских наступлений, мы увидим, что цифры адыгов с той и с другой стороны если и не равны, то уж, по крайней мере, однопорядковы. После 1830-х, 1840-х гг. это уже были цифры одного масштаба. И на той, и на другой стороне в реальных боях сражалось примерно равное количество людей!

Немало адыгов за свою жизнь несколько раз служат «на разных сторонах баррикад», по разным причинам переходя с российской на горскую сторону и наоборот. В этом, кстати, война на Западном Кавказе сходна с тем, что происходило на Кавказе Восточном — вспомним хотя бы известного нам, в том числе по рассказам Толстого, известного абрека Хаджи-Мурата, неоднократно переходившего с одной стороны на другую и закончившего свою личную Кавказскую войну с телом, похороненным в Нухе и с черепом, лежащим на полке в Петербургской Кунсткамере, как «экспонат с инвентарным номером 6521». Количество чеченцев и дагестанцев, воевавших в рядах российских войск было ничуть не меньшим, чем в Адыгее и Кабарде. Известно, что во время пленения Шамиля — этого символа кавказского противостояния — одним из условий своей сдачи он выставлял отвод горской милиции и сдача в плен непосредственно русским по национальности формированиям. Могучий старик боялся, что ввиду крайней к нему неприязни, свои просто разорвут его на части и в почетный плен он так и не попадет.

Но было бы ошибкой сводить все только к боевым действиям.

Как гласит нелюбимая мной пословица — «Армия — это слепок общества», а горское общество было страшно расколото. После нескольких веков уютной замкнутости оно со всего размаху врезалось в реальный мир и не смогло понять как в нем себя вести. И этот раскол проходил не по нынешним демонстрациям с зелеными флагами и не по насаждаемым администрацией книгам о «палачах адыгского народа», а по судьбам реальных людей.

В то время, когда один Гирей — Султан руководит нападением на кубанскую станицу Воровсколесскую, где берет в плен семью войскового старшины Персиянова, другой очеркесившийся потомок бахчисарайских владык — Султан Хан-Гирей вступает в Кубанское казачье войско, участвует в русско-турецкой, русско-персидской войне, подавлении польского восстания, боях на Кавказе, за храбрость при взятии Анапы получает звание сотника, награждается 6 орденами, выходит в отставку в звании полковника и становится выдающимся просветителем своего края, публицистом, историком, реформатором... В то время, когда кабардинский народ раскалывается пополам и половина его, желая продолжать войну с Россией, уходит на равнину, где за 300 километров от Кабарды основывает несколько новых аулов, в том числе стоящий и процветающий до сих пор (слава Богу!) аул Кошехабль, другой кабардинец — Шора Ногмов записывается добровольцем в 1-й Волгский казачий полк, переводится офицером в лейб-гвардии Кавказско-горский полуэскадрон в Петербург, пишет пишет «Грамматику кабардинского языка» и «Историю адыгейского народа».... Еще один черкес — кабардинский князь Казий Бекмурзин — добровольцем уходит в русскую армию, геройски воюет на Кавказе, за храбрость получает офицерские чины, ордена, выходит в отставку, становится членом «временного суда из князей» и… эмигрирует у Турцию, вместе с той частью своего народа, против которой он так геройски и так эффективно воевал в течении 17 лет.

Такой раскол, такая полярная разность во взглядах, в интересах и устремлениях целого народа, это конечно, настоящая, трагедия адыгов. И если некоторые адыгские историки называют Кавказскую войну Отечественной, то, начиная с 1830-1840-х гг., её справедливее будет называть — Гражданской.