У англичан есть пословица, которую я периодически примеряю к разным ситуациям, звучит она так: It is dangerous to underestimate an enemy, but it is even more dangerous to overestimate an ally — Опасно недооценить врага, но еще более опасно переоценить союзника.

Мудрая, очень правильная пословица! Примеряя её к ситуации в Черкесии, можно сказать однозначно: адыги сделали обе эти ошибки. Первым и самым серьезным союзником адыгов, особенно в начальном периоде конфликта, была Османская империя. Это понятно — Турция была центром того мира, к которому относила себя Черкесия, она жила в нем, трудилась для него, получала из него разные блага и надеялась на его защиту в случае критического нападения. Общая ситуация в мире и доминирование Турции в Малой Азии, Кавказе и Предкавказье обеспечили адыгам несколько веков процветания и спокойной жизни, что для Кавказа, да и вообще для того времени, было очень неплохо. Черкесия замкнулась в турецко-крымском мире и не пыталась из него вырваться. Она не позволяла туркам вести себя с адыгами, как хозяевам и в одном эпизоде даже силой отбросила турецкие войска, когда те попытались основать крепость без согласования с черкесскими князьями, но в действительности же отношения Стамбула с горскими народами Западного Кавказа можно назвать полувассалитетом или зависимым союзничеством.

Проблема союза с Турцией заключалась в том, что когда помощь Турции действительно потребовалась, она уже не могла её оказать. К тому моменту Турция изменилась. На рубеже 18-го века Турция уже не обладала той всепобеждающей силой султана Мехмеда II, которая когда-то сокрушила основы одной из величайших в мире империй — Византийской. К этому моменту Блистательная Порта выглядит еще внушительно, но корни её могущества уже подгнили. Начинает ухудшаться экономическая ситуация, османы терпят ряд болезненных поражений, таких, как военная катастрофа под Веной; по сути, с середины 17-го века Турция проигрывает войны практически всем державам, с которыми воюет — Польше, Австрии, Венеции, России и теряет крупные территории. На Кавказе восходит звезда России. Ничего этого адыги не знали и жили все еще старыми реалиями. По воспоминаниям современников, вера адыгов в Турцию на первом этапе войны была поистине безгранична. Они не понимали почему самый сильный правитель на Земле — турецкий султан не может просто приказать «нечестивым русским» убраться из земли своих союзников — адыгов. По крайней мере с начала 18-го века адыги усиленно просят Турцию предоставить военную помощь. Речь идет как о посылке войск, так и воинского снаряжения.

«Черкесы боятся, чтобы дело, наконец, не дошло и до них, то они и ищут покровительства высокой монархии и ни за что не подчиняются России... если бы когда-нибудь высокая монархия показала им свою благосклоность, они сделались бы рабами ея» пишет турецкий историк Джавдет-паша.

Черкесы неоднократно посылали депутации к султану, выражая преданность, прямо напоминая о своем вассалитете и прося помощи. Добрый султан не отказывает. Вопрос в том, что в его глазах ситуация выглядит абсолютно иначе, совсем не так, как она виделась черкесам. Это не он будет помогать адыгам, как это предполагалось по негласным законам адыгско-турецких отношений, наоборот, это они своими жизнями и своей землей будут помогать ему продлить агонию некогда великой слабеющей империи. В его глазах Черкесия была естественным препятствием между Россией, повсюду наступавшей на турецкие интересы и основной территорией Османской Империи и в интересах Турции было её сохранить. Планы Турции в отношении адыгов нам раскрывает тот же Джавдет-паша:

«Что касается империи, то видя что для водворения спокойствия на границах Анатолии, ей надо было привлечь и приласкать народы Кавказа и этим средством добыть себе необходимые силы для противодействия русским»

Турция всеми силами старается втянуть адыгов в войну с Россией, обещает ей всяческую помощь, передает оружие и продовольствие, организовывает снабжение и т.д. Но до открытой помощи дело не доходит. Известна лишь одна попытка координации военных действий адыгов с турецкой армией и предоставление им прямой военной помощи — в 1790г., во время очередной русско-турецкой войны 1787-1791гг. турецкий сераскир Батал-паша, начальник Анапы и Сунджука (ныне Новороссийск), перешел Кубань, но через полтора месяца был разбит не успев соединиться с кабардинцами, кстати, сам Батал-паша попал в плен.

Турция не могла помочь адыгам ничем существенным. И хотя до самого поражения адыги сохраняют связи с Турцией, прислушиваются к её обещаниям, принимают от неё помощь, вера в султана уже потеряна и адыги начинают поиск других союзников. Следующим таким союзником стала Англия.

С 1820-х гг. Черкесия попадает в зону её интересов. И тут ей открывается совершенно другой мир с другими законами, с другими задачами и движущими силами.

Если интересы Турции в то время были исключительно защитного характера и заключались в сохранении влияния дряхлеющей империи в зоне своих традиционных интересов, то устремления Англии были сугубо агрессивного свойства. В этот период происходит активный передел мира и интересы Англии начинают сталкиваться с интересами России на землях, далеких от исторического Московского княжества или графства Йоркшир — в Северной Америке, на Дальнем Востоке, в Малой и в Средней Азии. Неудачи страны в какой-либо точке мира повышали шансы её соперника на победу в другом его конце, который от первого могли географически отделять многие тысячи миль или километров.

Складывалась ситуация, когда трудности Англии на Североамериканском континенте увеличивали шансы России на колонизацию Дальнего Востока, в то время, как увязание Петербурга в турецком вопросе давало возможность Лондону пройти Афганистан и первым приступить к покорению среднеазиатских эмиратов. Причем, в этом отношении Англия ничем не отличалась от России — обе стороны вели абсолютно одинаковую политику — если Англия поддерживает черкесов, а потом и турок против России, то сама Россия помогает молодым Североамериканским Соединенным штатам, подталкивает Иран к нападению на английский Афганистан, науськивает афганцев против англичан и провоцирует восстания в английских владениях в Китае.

Таким образом, обращение черкесов за помощью имело исключительную ценность для англичан. Оно давало им доступ к болевой точке России, ковыряя пальцем в которой, Лондон реально мог замедлить экспансию Москвы на другие территории.

Причем, если связь с воюющими против России черкесами действительно могла помочь Англии, то оказать какое-то влияние на их собственную судьбу она была изначально не в состоянии. Изначально. Думаю, что английские лорды, заседавшие в Вестминстерском дворце прекрасно понимали, что в то время, да и во многом сейчас, схема покровительства и протекции работает при двух условиях — если одна из сторон намного, значительнее, кардинальным образом сильнее другой, либо если государство, оказывающее протекцию, находится рядом с государством, попросившим о ней и может оперативно и постоянно поставлять свои войска и материальную помощь. Ни то и не другое не было случаем Англии и Черкесии, а значит англичане прекрасно понимали всю безнадежность ситуации горцев и преследовали исключительно свои собственные цели.

Ни победа, ни поражение черкесов не были в интересах Англии. Наиболее благоприятным исходом событий для Туманного Альбиона являлась ситуация, при которой русские войска были бы скованы на Кавказе и вынуждены были бы только усиливать свою группировку. Пока русские полки стояли на Кубани, Тереке и Белой, Санкт-Петербург не мог перебросить их на Амударью, Мургаб, Тигр, или Пяндж, где они вошли бы в зону английских интересов и стали бы угрожать жемчужине Британской короны — Индии (как, кстати, впоследствии и случилось!).

Таким образом, задачей Англии было поддержание ситуации перманентного полу-поражения России и полу-победы горцев. Примеряя эту ситуацию к реалиям современной жизни, можно сравнить её с тем, как человек приходит к стоматологу с жалобой на зубную боль, а тот вместо помощи обеспечивает ему состояние постоянной боли на долгие-долгие годы.

Лондон и Стамбул обеспечили такую боль адыгам. Помогая им, ни Турция и ни Англия не дошли и изначально не хотели дойти до прямой военной помощи. Даже в момент наибольшего обострения ситуации — во время Крымской войны, когда английские и французские войска стояли совсем рядом с Кавказом, когда дальнейшая судьба России на юге была неочевидна, а вопрос совместного выступления с горцами просто витал в воздухе, ни Англия, ни Турция не только не предоставили черкесам прямой военной помощи, но и, наоборот, требовали от адыгов переправить в Крым 20 тыс. прославленной адыгской конницы.

Конец разговорам об английских обещаниях наступил очень просто, закономерно и цинично. В 1861 г., когда русские войска заканчивали последнее наступление на то, что осталось от некогда обширной Черкесии, когда они сжимали кольцо вокруг последних владений шапсугов и убыхов, и когда английская помощь была нужнее всего, Туманный Альбион и его колонии постиг неурожай пшеницы и старушка-Англия стала остро нуждаться в поставках хлеба из России. Тогда говорили, что цену на хлеб, продаваемый в булочной Лондона, определяется на Рогожском рынке Москвы.

На этом все возмущение Лондона имперской политикой России на Кавказе закончилось. А чего ждали адыги?

По сути, за несколько десятков лет российско-кавказского противостояния вся действенная помощь Турции и Англии горцам заключалась в снабжении их оружием и боеприпасами, в определенном, ничего не решающем, противодействии российской блокаде черноморского побережья и в настраивании европейского общественного мнения в горском вопросе против России. Все эти элементы могли навредить России, но повлиять на исход войны они, естественно, были не в состоянии. При этом самым главным элементом общения как турок, так и англичан с горцами были обещания. Ни Лондон, ни Стамбул на них не скупился. На любом этапе Кавказской войны находился кто-то, кто обещал адыгам златые горы и самую серьезную поддержку в обмен на продолжение их боевых действий против российских войск. Естественно, в результате войны этот «кто-то» оказался в выигрыше, в то время как черкесов постигла самая большая катастрофа за все время существования адыгов как этноса.

Не вызывает сомнения, что если бы с самого начала войны народы Западного Кавказа понимали, что втянуты в противостояние с одним из самых могущественных государств мира — с Россией — и помощи им ждать неоткуда, то и ход, и результат конфликта были бы совсем иными, а этническая и экономическая ситуация на Северном Кавказе существенно отличалась бы от того, что мы имеем теперь. К внешним факторам, приведших адыгов в поражению стоит отнести и торговлю, а вернее, торговлю внешнюю. Точно также как и в ситуации с армией, внешняя торговля очень четко отражала роль и место Черкесии в турецко-крымском мире. В этом мире адыгские народы филигранно точно заняли свою нишу, делали то, что он них ожидали и получали то, что им могли дать. В то время уже в полной мере шло создание системы международного разделения труда современного типа и адыги тут были не исключением.

Сама система разделения труда, как мы знаем, достаточно проста — государство концентрируется на производстве того товара, который оно может делать лучше всего — для которого у него есть ресурсы, обученный персонал, который ему обходится дешевле, чем соседям и т. д. На производство именно такого товара оно направляет свои основные производительные силы. В то же время, излишняя концентрация на одном товаре лишает его возможности производства других, не менее важных для своей жизнедеятельности товаров, но особой проблемой это не является, т. к. излишек своего основного продукта государство всегда может обменять на рынке на такие же излишки продуктов других стран. Это стандартная, простая и правильная формула. Но так ли она проста?

Дело в том, что насколько эта формула хороша в спокойное, мирное время т.к. позволяет народам и странам добиваться максимальной экономической выгоды, настолько же она рискованна и даже просто губительна в моменты потрясений и войн! Если происходит что-то очень серьезное и государство не может выйти на рынок, чтобы обменять продукты своего труда на другие, то оно потерпит катастрофу, потому, что останется с излишком одного, не нужного ему товара, не имея в распоряжении другого — жизненно необходимого!

В системе турецкого мира, в системе тогдашнего разделения труда специализацией Черкесии был тот товар, который адыги могли достать в избытке. Рабы. Это была стратегическая статья экспорта.

«Затраты кавказских горцев на войну компенсируются их природной неприхотливостью, добычей от непрестанных набегов, но прежде всего этой позорной торговлей живым товаром», пишет Хуан Ван-Гален, граф Перакампос, служивший в 1810-х годах в Нижегородском драгунском полку на Кавказе.

Остальные экспортные статьи не так интересны — это мед, шкуры, просо и т. д. — ничего интересного и особенного, ничего из того, что могло бы выделить черкесов из ряда других народов Северного Причерноморья и Кавказа. Абсолютно иначе обстоит дело с импортом.

Если мы взглянем на структуру того, что адыги ввозили, то есть того, что они покупали в основном на вырученные от продажи невольников деньги, в глаза сразу бросится то, основные статьи импорта приходятся на крайне нужные, жизненно необходимые, стратегические для черкесов товары. Это соль, порох, железо, стволы для огнестрельного оружия, клинки для холодного, оружейные замки, одежда, ткань и т.д. Без этих вещей ни нормальная жизнь, ни, тем более, война невозможны и тот, кто перекрывал для черкесских народов доступ к этим продуктам мог рассчитывать на многое — на их ослабление, на подрыв материальной базы, на их бОльшую сговорчивость при переговорах, на скорый выход всех либо части адыгских народов из войны. По-другому быть не могло. Настолько губительна для адыгов была внешняя зависимость от этих продуктов!

Давайте взглянем повнимательнее на ситуацию, в которой оказались адыги. Соль. Соль в тот период была стратегическим товаром для многих и многих стран. Своих соляных копей у адыгов не было, ближайшие солончаки находились в Закубанье — рядом с русской крепостью Прочный Окоп, в районе нынешнего Армавира, и о том, чтобы иметь к ним свободный доступ говорить не приходилось. Важность соли для людей того времени имела мало общего с их гастрономическими пристрастиями. Соль была синонимом их выживания, синонимом их экономического могущества и благосостояния. Без соли — специальных соляных камней — начинался падеж скота — основы благосостояния адыгской семьи; без соли нельзя было заготовить продукты на зиму, причем, не надо путать, речь идет не современных банках с лечо, которые делают во многом из блажи, а о продуктах первой необходимости — таких как соленое мясо, без которого бы зимой пришлось голодать; без соли невозможно было выделать кожи, что тоже шли на экспорт и приносили людям какой-то заработок и т. д. Жизнь без соли была решительно невозможна!

Порох собственного изготовления в Черкесии был очень плохим — он был слабым, с трудом воспламенялся и был сложен в производстве. Неплохой порох делали в горной части Грузии, но уже с начала 19 века, эта территория отходит к России и покупать его там становится нереально, лучший же порох шел морем из Англии.

Важность железа и изделий из него, особенно для воюющей страны очевидна. Нужно сказать, что своей железной руды и, следовательно, своего производства у адыгов практически не было — только достаточно бедные рудники в Абадзехии. Почему-то малоизвестен тот факт, что знаменитые черкесские шашки, которые совершенно справедливо стали гордостью адыгов и были взяты на вооружение кавалериями нескольких стран, включая казаков — известных всадников и мастеров владения холодным оружием — начиная с XVII века в своей массе производятся из привозных клинков, в основном из Европы и носят известнейшие в мире клейма заводов Золингена, Пассау, Генуи и т. д. В наше время при продаже старинных шашек на аукционах нередко их описывают так: «шашка, XVIII век, изготовление — Северный Кавказ, клинок — Золинген, клеймо мастера — волчок». Основными импортерами готовых клинков или шашечных полос — их заготовок — были турки и генуэзцы, завозившие их ежегодно в массовом количестве. Такая же ситуация наблюдалась и с ружейными стволами и замками. Чтобы воевать, надо было иметь возможность приобрести абсолютно необходимое огнестрельное и холодное оружие. Оружие надо было купить! И вот здесь у адыгов начинались проблемы.

Строго говоря, эти проблемы можно было предсказать с самого начала и тот из черкесских лидеров, кто все же решался начать войну с Россией, видя, что зависимость адыгов от продуктов первой необходимости для жизни и для войны была практически абсолютна и, в конце концов, они могут оказаться вынуждены приобретать эти продукты в той стране против которой воюют — в России, должен был очень и очень хорошо подумать. Это как если бы Адольф Гитлер (да простят меня адыги за сравнение!) решался начать войну против, допустим, Румынии, зная, что топливо для своих танков, наступающих на Бухарест, он должен будет покупать у Румынии же. Очень серьезное, мягко говоря, неоднозначное решение! Что явилось причиной того, что адыги его в конечном итоге приняли, мне лично понять непросто. Естественно, командование российских войск на Кавказе в полное мере использует в игре свалившиеся на них с неба торговые козыри. Оно перекрывает адыгам доступ ко всему к чему может перекрыть и допускает к «благам цивилизации» только «мирных», по их мнению, адыгов. Это относится и к поставкам соли, и к продаже им железа и ко многим другим вещам. С железом, например, происходит вообще курьезная ситуация — зная об острой нехватке у горцев железа и опасаясь, что оно будет использовано для производства оружия, российские власти даже вычисляют какое-то его среднее количество, которое можно было ежегодно продавать мирным черкесам для покрытия их потребностей в сельскохозяйственных орудиях, а продажу соли периодически разрешают осуществлять только тем племенам, которые выдадут находящихся у них перебежчиков из русской армии.

Таких примеров множество, главное то, что Россия использует ущербность традиционной экономической модели горских народов и зависимость адыгов от предметов первой необходимости в качестве дополнительного средства нажима на горцев, их ослабления и замирения. Но до 1832г. эта политика приносит только частичный успех и только с теми народами, которые живут далеко от моря. Причина заключалась в необыкновенно активной приморской торговле между адыгами с одной стороны и турками с другой. Сколько бы русские войска не перекрывали поступление соли и железа немирным адыгам, эти продукты ежедневно поступали в Черкесию морским путем. Здесь, кстати, можно вспомнить Спенсера, который попадает в Черкесию на корабле, везущем именно соль и железо. И тогда в 1832 году российское командование принимает решение о морской блокаде Черкесии. Важность этого шага трудно переоценить. Мне непонятно почему современные историки, и историки прошлого не включают этот шаг в длинный список самых важных событий Кавказской войны, изменивших её ход и результат. Начиная с 1832 г., российские корабли блокируют все Черноморское побережье с моря, а на суше в местах впадения в море значительных рек, т.е. там, где обычно находились невольничьи и простые рынки, российская пехота строит крепости.

Мы и сейчас прекрасно знаем эти места! Кто из нас не бывал в Сочи, в Туапсе, в Геленджике, в Джубге, в Новороссийске, в ряде других причерноморских городов и поселков! Именно там вырастали российские крепости и именно такие места службы считались среди солдат самыми опасными. Парадоксально, но о важности этого шага, неприемлемости для адыгов прекращения торговли и о том, что с установкой крепостей в торговых местах русское командование попало в точку говорит тот факт, что если раньше адыги практически никогда не захватывали крепостей и захватить их особо не пытались, то в 1840г., ценой неимоверных усилий и больших людских потерь адыги штурмом одну за одной берут сразу несколько крепостей. Но уже очень скоро российские войска отстраивают их вновь. Начиная с этого момента и за исключением небольшого периода после Крымской войны, когда Россия лишилась Черноморского флота, адыгское побережье в значительной степени контролируется и блокируется российским флотом с моря, войсками на побережье и дипломатической деятельностью в Турции.

Э. Спенсер писал об этом:

«ни один корабль не может покинуть Эвксинского порта без разрешения русского консула... весь черкесский берег строго блокирован... купцы не смеют торговать с кавказскими племенами из страха быть потопленными или захваченными в плен» . Несмотря на это, говорить о полной блокаде адыгов нельзя — торговля все-равно продолжалась, но дело свое блокада сделала. Неожиданным образом характер торговли изменился. Вместо достаточно больших и заметных торговых кораблей, которые становились легкой добычей русских фрегатов и бригов, турки стали посылать к адыгскому побережью маленькие, практически незаметные суденышки под одним небольшим парусом. Представляете каков был размер этих лодок, если их специально подбирали с таким расчетом, чтобы они были в состоянии не только незаметно пересечь море и приблизиться к адыгскому берегу, но и зайти в маленькую, неглубокую речку, впадающую в море и скрыться за её лесистыми берегами с тем, чтобы во время погрузки не попасться на глаза российским морякам!

Вот что пишет участник тех событий:

«Изобилие впадающих в него речек дозволяло туркам приставать, куда им нужно; мелкие их суда держались к самому берегу и, так сказать, ныряли в речки, скрываясь от наблюдения крейсеров» - и дальше: «Он мне сообщил, что накануне замечены были два небольшие парусные судна, шедшие с юга на север; держались они к самому берегу, — это были подвозчики горцам военных припасов: они обыкновенно входят, стараясь быть незамеченными, в устья речек, углубляясь по ним сколько можно далее внутрь долин, и там выгружают свой товар».

Конечно же, много товара такие лодки взять не могли. Изменение объемов и уровня риска коренным образом и крайне резко изменило саму структуру адыгского экспорта, вычеркнув из него все «мирные» статьи и оставив только основную — невольников. Думаю, что никто не ожидал такого поворота событий. Турки отказывались брать на борт что-то кроме невольников. Им не было смысла подвергать себя огромному риску с тем, чтобы привезти домой 30 дешевых шкур или 20 бочонков меда — теперь они брали только дорогой «живой товар». Кроме того, теперь на таких лодках они не могли привезти необходимые адыгам вещи в достаточном количестве, а, значит, без предметов первой необходимости черкесская экономика начала задыхаться, а боеспособность черкесов неминуемо падать.

Кстати, на первом этапе, это еще больше раскрутило маятник войны, т.к. многие люди, лишившись своего традиционного, не невольничьего, дохода, искали другие средства заработка. Что делает человек в наши дни, когда ему урезают зарплату? Устраивается на вторую работу! Но проблема был в том, что в условиях узкой специализации, невозможности продать обычные продукты и традиционно высокого спроса на невольников, «работа» в Черкесии того времени была одна — ходить в набеги и захватывать рабов! Это было то, что видный кавказовед профессор Марк Блиев называл «жизнеобеспечивающими набегами горцев на равнины» — это когда в набег ходят не из-за благородной ненависти, а просто «для дома, для семьи».

В коротком периоде это как-то могло помочь горцам, но в длинном это был полный тупик.

Произошла ситуация, описанная мною в начале главы — Черкесия потеряла возможность обменивать свой товар на свободном рынке. Для страны с узкой специализацией это означало экономическую катастрофу и конец. Все, что произошло дальше было уже сугубо делом времени. Начиная с этого момента, адыги были обречены. Даже если бы у России было на Кавказе в 10 раз меньше войск, даже если бы не было наступления 1859-1864 годов, это мало бы помогло адыгам. Теперь вопрос стоял так: что наступит раньше — истощение и обнищание адыгов, которое должно было привести их к покорности, либо лишение их боеспособности из-за недостатка материальной базы, оружия и боеприпасов и бескровное, но военное окончание конфликта по этой причине. Вот так узкая специализация Черкесии, её практически полная зависимость от продуктов первой необходимости того времени вкупе с состоявшейся блокадой означали неминуемую гибель Черкесии, растянутую по времени.

Иной раз просто поразительно, как жизнь подтверждает теоретические и исторические выкладки.

В описании своего плена барон Торнау говорит о том, как во время его пребывания в плену у кабардинской семьи, жившей в Абадзехии, те испытывали очень большие проблемы из-за прекращения торговли и хождения денег:

«Осенью тридцать седьмого года обе жены Алим-Гирея, его дочери и маленькие сыновья совершенно обносились; даже у моей приятельницы Аслан-Коз число рубашек и шаровар быстро уменьшалось. Богатый стадами, лошадьми и оружием, Алим-Гирей все-таки не имел средств купить им холста и самых простых материй для ежедневного употребления. Турки, доставлявшие горцам разный товар, не меняли его иначе как на девушек и на мальчиков».

Тогда Алим-Гирей украл абадзехскую девочку из соседнего селения, продал её туркам и получил за нее ткани. Естественно, после этого родители девочки стали мстить — у семьи, которая владела бароном, стал пропадать скот, сгорало сено, в конце концов кого-то убили, в конфликт вмешалось общество и принудило семьи помириться.

Другой внешний фактор, приведший адыгов к поражению, опять же кроется в уникальной структуре адыгского общества, сформировавшейся в условиях очень тесной и точной встроенности адыгов в систему крымско-турецкого мира — в кодексе Хабзэ, в системе ценностей, в социальных договоренностях различных слоев общества. Он тоже был одним из тех пограничных, рисковых факторов, который однозначно работал на благо системы в период её закрытости и неконкурентности, но после «открытия» системы стал столь же однозначно работать против неё.

Это — черкесогаи, армяне, появившиеся на Западном Кавказе с XIII в. и резко увеличившие свое количество c начала века XVIII, в основном, из-за турецких и азербайджанских притеснений в местах их традиционного проживания. В условиях Хабзэ — с его запретом высшему сословию заниматься торговлей, да и вообще, небольшой престижности торговли среди воинственного и трудолюбивого адыгского населения, армяне быстро нашли свою нишу и быстро стали востребованы адыгским обществом. Они практически замкнули на себе всю внутреннюю торговлю, ориентированную как на движение товаропотоков внутри черкесских земель, так и на доставку товаров на побережье для их продажи туркам и генуэзцам. Это была крайне важная задача! Как писал И. Бларамберг об адыгах, «торговля рассматривается у них как презренное занятие. Горец, привыкший жить разбоем и грабежом, считает соответственно их образу мыслей, что значительно более благородно подарить вещь украденную, чем продать свою собственную. Хотя горец вынужден покупать вещи, которых ему недостает, или выменивать их на местные изделия, он считает, что быть купцом чрезвычайно тягостно, и презирает это... Торговлей вразнос по всему Кавказу занимаются армяне, которые переносят все тяготы и опасности такого вида торговли, чтобы иметь огромные барыши, которые можно извлечь из этого».

Востребованность черкесогаев в адыгском обществе, их вес и влияние были настолько велики, что за весь рассматриваемый период истории из неадыгов только они и выходцы из высшего сословия Крымского ханства — Гиреи — получали в Черкесии дворянское звание. Причем, Гиреи получали его просто по факту рождения, черкесогаи же — заработали.

Весь первый период войны — практически до начала 1820-х гг. — черкесогаи не проявляют особого беспокойства. Они спокойно живут на черкесских землях, трудятся, пользуются благосклонностью адыгов. Более того, не выступая открыто против русских, в этот период армяне, по факту действуют на стороне черкесов; используя свое положение торговцев и возможность под благовидными предлогами проникать в расположение русских войск, они шпионят против русских в интересах адыгов. Тому есть немало примеров, так, в одном из донесений того времени говорилось: «Закубанские армяне» посещают Линию для торговли и доставляют горцам «вернейшие сведения…к вреду российских подданных». Таких армян приказывают ловить, не пропускать через кордоны и т.д.

Ситуация меняется, наверное, с приходом Ермолова. Положение в крае обостряется, боевые действия значительно активизируются, кавказские народы начинают терпеть болезненные поражения. Это мало способствует успеху торговли — торговля вообще не любит грома пушек. Мало по малу, черкесогаи начинают понимать, что на Кавказ пришел новый Хозяин — Россия и это меняет их поведение. Постепенно из русских донесений исчезают данные об армянах-шпионах и начинают появляться сводки об армянах, желающих перейти на сторону русских. Начинается массовый исход черкесогаев с адыгских земель. Причем, как правило, уходят они полностью, со всем семейством, скарбом, стадами и денежными накоплениями. В то время в документах казачьих линий можно часто прочесть нечто подобное: «Закубанские Армяне Дударук Чагупов, Хапак и Борок Багарсуковы жительствующие на Атакуме близ Абина изъявляют желание переселиться к нам из за Кубани для чего намерены… перевести постепенно (не заметным для черкес образом) свое состояние в разном имуществе заключающесь».

Русское правительство поощряет уход черкесогаев. Оно даже стимулирует его, дает армянам земли, помогает административно. Так, одним из основателей города Армавира, расположенного в Краснодарском крае, становится начальник Кубанской линии генерал-майор барон Г.Ф. фон Засс, достаточно кровавый и безжалостный по отношению к адыгам человек. Когда в 1836г. группа черкесогаев обращается к нему с просьбой «принять их под покровительство России и дать им средства поселиться вблизи русских», барон лично получает у верховных властей страны разрешение на их переселение из горных районов на Кубань, и выделяет им место, где был основан город, названый в честь древней армянской столицы — Армавир. Кстати, семья Богарсуковых не затерялась водовороте истории. Выйдя на российскую часть Кубани и переведя свое состояние, они строят и владеют доходными домами в Армавире, имеют обширную торговлю, уже к началу ХХ в. становятся одними из богатейших купцов Кубани. Дом их потомков можно видеть и сейчас — это одно из самых красивых зданий в Краснодаре, в наши дни в нем располагается краеведческий музей им. Е.Д. Фелицына.

Но вопрос не в том, что происходило с армянами, а как их исход повлиял на ситуацию у адыгов. Торговля — это движитель экономики, её концентрированная сущность. Как могло повлиять на экономику то, что какая-то группа людей концентрирует всю торговлю в своих руках, а потом вдруг уходит и торговля прекращается? Представьте, что завтра вы проснетесь, а торговли не будет. Не откроются магазины, не заработают рынки, не выйдут утренние газеты. Позавтракать вы еще сможете потому, что в чулане припрятан мешок картошки с дачи, но вот на работу вам придется идти уже пешком, потому что билет на маршрутку вам тоже не продадут — торговля закончилась! Примерно такой же эффект это оказало на экономику Черкесии — она умирала. Зажатая в тисках экономической блокады, Черкесия была обречена.

Конец мог настать раньше или позже, но после 1830 г. он был уже неминуем.