Я очень не люблю популярную фразу «Армия — это зеркало общества». Как правило, при ближайшем рассмотрении оказывается, что это либо совсем не так, либо данная фраза нуждается в массе уточнений. Правда, к армии адыгов и к их обществу это не имеет отношения — здесь все совпадает вплоть до мелочей.

Вооруженные силы адыгов того времени строятся в полном соответствии с данной мною геополитической картиной. Поняв её, многое из истории Кавказской войны начинает представать совершенно в другом свете.

Во-первых, это была армия, которая строилась в условиях отсутствия смертельного врага. Как уже говорилось выше, начиная с татаро-монгол, никто не приходил на Западный Кавказ для того, чтобы истребить, живущие там народы, устроить свою власть или серьезно изменить их образ жизни. Потенциально, в случае возникновения подобных ситуаций, для их решения должна была бы привлекаться армия покровителя черкесов — Турции, но по факту, учитывая, что, как минимум, до середины 18-го века, Турция была самой влиятельной силой в регионе, примеров таких посягательств не было. Во-вторых, в существовавшей геополитической структуре перед адыгами стояла совершенно четкая военная задача — обеспечение собственной безопасности посредством усиления покровителя и снабжения его «живым товаром».

Армия, отвечающая таким условиям должна быть очень специфической, не похожей на большинство военных формирований других стран и народов. Для неё были не важны стойкость, оборонительные качества, умение отстаивать свою, либо захваченную территорию. Адыгская армия должна была стать исключительно армией наступления, даже не просто наступления, а армией глубокого броска и первого удара. Её основной задачей должно было стать быстрое и скрытное выдвижение на территорию неприятеля, мощный первый удар, захват пленных и имущества и быстрое отступление на свою территорию без втягивания в тяжелые позиционные бои на земле неприятеля. И адыги создали такую армию.

Поразительно, но как все адыгское общество было очень тонко «заточено» под геополитическую задачу Черкесии, так и её армия полностью, до мельчайших деталей отвечала задачам, которые ей ставило общество. Этой армией стала блестящая, великолепная конница. Её сила и боевые качества были настолько высоки, что даже через 150 лет после поражения адыгов в войне о ней восторженно отзываются все без исключения историки и бытоописатели событий. По своей силе черкесская конница превосходила все конные части российской армии — ни драгуны, ни гусары не могли с ней тягаться и только кавказские казаки, перенявшие у черкесов их тактику, повадки и вооружение — все вплоть до одежды, были в состоянии состязаться с адыгами на равных.

В структуре более близкой нам современной армии адыгскую конницу можно сравнить с Воздушно-Десантными войсками — в профессиональном отношении они также выше других родов войск, также предназначены для действий в тылу противника, также имеют только легкое вооружение и также обладают ореолом превосходства и романтики. Для юношей служить в ВДВ престижно, для государства же обладание десантными войсками — предмет гордости, патриотического воспитания граждан и удобный случай для демонстрирования этих войск на всяческих парадах и учениях. Все это хорошо. Но здесь есть одна проблема. ВДВ – это вспомогательный род войск, он не выигрывает войн. У адыгов же были только ВДВ.

Одно из основополагающих правил современной военной стратегии гласит: «если противник слегка превосходит тебя во всех видах войск, у тебя еще есть возможность победить его. Но если он имеет всеобъемлющее, подавляющее, кардинальное преимущество хотя бы в одном виде войск — ты проиграл».

В Кавказской войне речь о лёгком преимуществе даже не шла — из четырех применявшихся видов войск у адыгов существовал только один — конница. Начиная с самых ранних стадий своего присутствия на Кавказе, Россия имеет там сбалансированный армейский контингент, созданный в соответствии с передовой на то время военной стратегией. В него входят практически все имевшиеся тогда у нее виды войск, каждый из которых предназначался для совершенно определенного вида операций и был для этого соответствующим образом экипирован и обучен. Из пехоты мы видим гренадеров и мушкетеров, составлявших костяк войск — основу для операций захвата и обороны территорий; егерей — легкую пехоту, предназначенную для действий в горно-лесистой местности и глубоких наступательных операций, а также крепостные батальоны — части, предназначенные для позиционной обороны, создания опорных пунктов войск и усиленные для этого инженерными, медицинскими и тыловыми подразделениями.

Широко применялась самая разноплановая артиллерия — от крепостной, которая должна была защитить русские оборонительные сооружения, до, как её тогда называли, легко-конной — мобильной артиллерии, следовавшей с войсками в наступлении. К числу видов войск, участвовавших в войне, необходимо причислить Черноморский флот, чья роль в блокаде адыгов с моря и препятствованию поступлению им помощи со стороны Турции и некоторых других держав огромна и, к сожалению, до сих пор еще мало изучена. Ну и, конечно же, традиционный вид войск для Кавказа — кавалерия. Здесь Россия имела немало драгун и гусар — традиционную европейскую кавалерию, представлявшую собой основу этого вида войск в Европе и казаков — практически аналог кавалерии черкесской, использовавшийся, кроме прочего, для пограничной службы и разведывательных операций в тылу. Не стоит, кстати, думать, что казаки были исключительно конниками — с переселением на Кубань Запорожской Сечи, её представители принесли с Украины традиции прославленной запорожской пехоты, стойкость и эффективность которой изумляла многие европейские государства. Будучи помещенным в условия Кавказа, это дало такой феномен, как пластуны — легкая пехота, применяемая для кордонной службы, наступления, и глубоких точечных операций в тылу противника, то, что, возвращаясь к сравнению с ВДВ, мы сейчас называем спецназом. У адыгов практически ничего этого не было.

И если о каком-то использовании пехоты еще можно говорить в плане противодействия вырубкам просек в лесах, описанном в рассказе свидетеля этих событий — Льва Николаевича Толстого «Рубка леса», хотя, конечно, пехотными действиями в классическом смысле это назвать ни в коем случае нельзя, то флота и артиллерии у адыгов не имелось в принципе. Хроники того времени дают нам обрывочные упоминания об артиллерии в связи с черкесами — то, по слухам, где-то в окрестностях нынешнего Майкопа у абадзехов появляется беглый русский капитан, формирующий из дезертиров команду артиллерийской батареи, то турецкий паша Анапы обещает дать 15 пушек, то во время боя с отрядом Фабрициана адыги захватывают пушку, но к концу сражения русские отбивают её назад. Лишь однажды мы встречаем точное упоминание об артиллерии — Иоганн Бларамберг пишет: в 1928 году в районе Анапы «черкесы получили от турок 8 пушек, которые еще находятся у них; но, по уверениям некоторых из наших соотечественников, они не умеют ими пользоваться, и эта артиллерия не представляет для них никакой пользы — ни во время их набегов, ни для защиты их территорий» [14].. Другой иностранец — Э. Спенсер подтверждает его слова: «если бы горцы знали ценность хотя бы только легких гаубиц, то без сомнения русские были бы полностью истреблены если бы попытались пройти через внутреннюю часть страны»[15]. Примеров реального использования адыгами артиллерии в бою не встречается. И это в то время, когда российские войска используют орудия повсеместно и совершенно в массовом порядке. Только в Усть-Лабинской крепости, нынешнем городе Усть-Лабинске, по плану застройки должны были находиться 79 пушек, 2 гаубицы и 4 мортиры.

Кстати, в подходе к использованию артиллерии народы Западного Кавказа отличаются от народов Кавказа Восточного. Шамиль, например, придавал артиллерии очень большое значение. У него практически постоянно было больше десятка орудий и, мало кто знает, но он не просто где-то доставал их, а занимался отливкой! Причем, мастерами в этом деле у него были русские дезертиры — солдаты и офицеры, по каким-то причинам оставившие свои части и перешедшие на сторону чеченцев.

В таких условиях, при наличии достаточного количества войск, российская армия могла вести практически любые военные операции в полном соответствии с развитием военной науки того времени — от построения прочной и эшелонированной обороны в тылу своих войск, до глубоких наступательных операций на вражеской территории, с блокированием отдельных районов, либо всей черкесской территории, в том числе с моря, с разрушением материальной базы адыгов, с постройкой опорных пунктов и укреплений в тылу врага и т.д. Адыги же были обречены постоянно прибегать только к одному виду операций — быстрому и короткому нападению по принципу «ударил-отошел», причем, как на территории, занятой российскими войсками, так и на своей земле во время наступательных операций русских войск.

Вот 2 типичных примера адыгских операций того времени:

Август 1823 г.

«40 «беглых» кабардинцев появились под ст. Воровсколесской, схватили 2 казаков за станичной оградой и ускакали за Кубань. 10 сентября — «значительная шайка» напала на Сухопадинские хутора с. Александрия. Часть горцев захватила табун и погнала его за Кубань, другая устроила засаду. На рассвете они напали на обоз (2 человека убиты, остальные захвачены в плен), затем захватили стадо с 4 мальчиками и ускакали за Кубань. 12 сентября — партия «отхватила» на р. Тохтамыш большой табун ногайского князя Мусы Таганова, но была замечена в 3 верстах за Кубанью и настигнута 40 казаками сотника Гласкова. Табун был отбит, казаки гнали горцев до вершин Подкумка. Потери казаков — 1 убит, 2 ранено».

Май 1807 г.

«Несколько тысяч конных черкесов, под предводительством князя Султан-Гирея…напали на ст.Воровсколесскую. В ней находилась штаб-квартира донского полка войскового старшины Ф.М.Персиянова… развернулся большой бой, в Воровсколесском редуте отбивались окружённые егеря 16-го полка и драгуны Нижегородского полка. В конечном итоге донцы Персиянова (52 казака вместе с ним) и часть линейцев смогли спасти часть жителей, полковые знамена и орудие, «положив на месте» до 300 горцев. От полной гибели станицу спасли подоспевшие 2 эскадрона нижегородцев с артиллерией: они прогнали партию. Потери: убито много людей, горцы захватили в плен 136 мужчин и 179 женщин, забрали скот и имущество. Во время боя в станице, была захвачена в плен семья Персиянова (жена, приёмная дочь и 2 внуков). Горцы потребовали 1000 рублей, таких денег у него не было. Они были взяты в долг из войсковых сумм Войска Донского, поручителем стал полковник Быхалов 1-й. Семью Персиянова выкупили, но через год, когда подошёл срок уплаты, расплатиться он не смог. Полковник Быхалов внёс в казну свои деньги».

Это нормальные, эффективные военные операции. С их помощью можно нарушить военную инфраструктуру в тылу врага. Можно нанести ему ущерб. Можно захватить пленников и потом выгодно продать их. Такими операциями можно озлобить врага так, что он потом не будет щадить ни женщин, ни детей во время захвата черкесских аулов. Есть только одна вещь, которую такими операциями достичь нельзя. Ими нельзя выиграть войну. Здесь мы начинаем подходить к ответам на вопрос, заданный в первой главе: почему, имея возможность выставить 200 тысяч бойцов, в ходе войны адыги так и не сделали этого. Тут не может быть какой-то единого, рубленного ответа в стиле Магницкого: «дважды два — четыре», постепенно, вы начнете видеть некоторые составные части ситуации, так, чтобы к концу статьи у вас сложилась достаточно полная картина.

Еще в начале русско-адыгского противостояния после нескольких болезненных поражений черкесы поняли, что лобовые столкновения больших конных масс с регулярными войсками, действующими в правильном боевом порядке с использованием пехоты и артиллерии, заведомо проигрышны и могут привести только к большим потерям. Уже тогда это становилось правилом войны и не зависело от того кто и против кого его применял. Точно также в 1815 г. при Ватерлоо потерпела поражение конница великого Наполеона, когда 40 эскадронов французских уланов и кирасиров, этих «последних солдат последней войны» — разбились в попытке прорвать несколько каре английской пехоты генерала Веллингтона.

Понимание этого правила коренным образом изменило тактику черкесов и практически исключило из их военных операций действия большими отрядами. Адыги не могли, не имели права действовать большими массами. Столкновение черкесской армии в 200 тыс. всадников с русским регулярным войском, пусть даже гораздо меньшим по количеству, неминуемо привело бы адыгов к быстрому и тотальному поражению, после которого им было бы крайне трудно оправиться. Вместо этого черкесы избрали тактику малых групп — тактику нападений и отходов, тактику засад, стремительных конных рейдов с быстрым оставлением захваченных населенных пунктов, тактику внезапных атак и таких же внезапных отступлений. Это была типичная партизанская война, а её не ведут огромными армиями.

Кстати, в этом тоже проявилось отличие войны на Западном Кавказе с войной на Востоке. Чеченцы, дагестанцы и аварцы под командованием своих имамов, все-таки использовали гораздо более многочисленные соединения. Во время самого большого сражение на Кавказе, состоявшегося летом 1847 г. — осады укрепленного аула Салты — с обеих сторон принимало участие по 30 тыс. человек. Это было очень серьезным количеством. Достаточно сказать, что Суворов штурмовал Измаил, имея 30 тыс. солдат в то время как в нем оборонялись 35 тыс. турок; 30 тыс. — это современная армия Грузии до последнего солдата. Кстати, эта осада прочно вошла в мировую историю, но не из-за количества войск, принимавших в ней участие и не из-за того, что длилась ни мало, ни много — два месяца. Именно там, под Салтами, мало кому тогда известный русский полевой хирург Николай Пирогов впервые применил в полевых условиях наркоз.

Принципы и побудительные мотивы при формирования российской и черкесской армии, а также нравы в них царящие тоже очень сильно различались. Российская армия представляла собой типичный продукт вертикально ориентированного государства с принудительной системой формирования армии, регламентированными правами и обязанностями военнослужащих, достаточно суровой дисциплиной и всепроникающим военным планированием. При огромной степени внутренней несвободы, принуждения и наказания подчиненных, беспрекословного повелевания ими, как того требовали тогда и требуют сейчас Воинские Уставы, части российской армии являлись единым механизмом, попадая в жернова которого, любой человек вне зависимости от его звания, подчинялся чьей-то чужой воле и входил в систему, которая распоряжалась им без его участия — от момента поступления на воинскую службу, до отправки его подразделения и его самого на конкретные воинские операции и до выдачи ему разрешения на увольнение со службы. Именно так достигались координация действий, концентрация усилий и, в конечном итоге, исполнение замысла высшего руководства.

Что здесь странного? — спросите вы — Это же обычный способ построения и функционирования любой армии. Нет, не любой. В адыгской армии все было по-другому.

Система Хабзэ выстраивала общество и, как следствие, армию, абсолютно на других принципах — на принципах индивидуализма, прото-демократии и уважения личной свободы. Военные формирования адыгов были абсолютно непохожи на русские части — они представляли из себя группы более-менее равных людей, с ярким чувством индивидуализма и уважения к окружающим, с отсутствием чинопочитания и стремления выслужиться. Об этих сторонах адыгского менталитета англичанин Дж. Лонгворт пишет:

«смиренность... сочеталась в них с полнейшей независимостью характера и основывалась, как и у всех наций, склонных к церемонностям, на уважении к самому себе, когда другим тщательно отмеривается та степень уважения, которую требуют и для себя» . Если российский солдат служил, подчинялся дисциплине, воевал и умирал потому, что так было надо и потому, что ему так приказывали, то черкес воевал или из-за экономической необходимости или из-за славы.

Мотивы достижения славы, почета и уважения были очень сильны в адыгском обществе и адыгском дворянстве того времени. Слава и почет были одними из высших ценностей, при этом набеги и захват невольников в той системе адыгской ментальности были как раз тем инструментом, посредством которого слава и достигалась. Хан-Гирей описывал это так:

«...прекрасные стремления к прославлению нередко заставляют черкесов делать с истинным самоотвержением добро и защищать невинность. Но эта благородная черта характера, к сожалению, часто обезображивается, так сказать, косвенными понятиями черкесов о славе: они нередко проливают потоки крови, подвергают свою жизнь опасности, и все это лишь для приобретения воинственной славы». «Честь и слава натухаджей, шапсугов и абадзехов заключается в том, чтобы вернуться из набега нагруженными богатой добычей и привести с собой множество пленников; в этом единственный их талант, единственная наука, будь то князь или вассал» - говорит о то же самом Фридрих Дюбуа в своеим «Путешествии вокруг Кавказа» .

И если для российских колонистов черкесы во многом выглядят варварами, которые устраивают внезапные нападения и захватывают людей, то изнутри адыгского общества ситуация выглядит совершенно по-иному. Следование строгому кодексу чести, стремление к славе, отказ от материальных благ, аскетизм в повседневной жизни, готовность к испытаниям и лишениям делают адыгов последними рыцарями Европы.

Вот что пишет уже известный нам Дюбуа:

«Обычно представляют себе черкесов сборищем разбойников и дикарей без веры и закона; думая так, ошибаются. Современное состояние Черкесии знакомит нас с цивилизацией Германии и Франции во времена их первых королей. Это — образец феодальной рыцарской аристократии средних веков, героической аристократии античной Греции» .

Тема сходства адыгских воинов-дворян с европейскими рыцарями, к сожалению, еще мало изучена, она еще ждет своего вдумчивого исследователя и благодарного читателя, но даже первые сопоставления тех и других поражают своей точностью. Сравним несколько фраз: «Поле чей дом, война чей обычай» — строка из адыгской песни, говорящая о том, что жизнь адыгского дворянина была полна тягот и лишений и не имела ничего общего с роскошью и негой. — «Избранное мною поприще не дозволяет и не разрешает ездить иначе. Удобства, роскошь и покой созданы для изнеженных столичных жителей, а тяготы, тревоги и ратные подвиги созданы и существуют для тех, кого обыкновенно называют странствующими рыцарями» — фраза из «Хитроумного идальго Дон Кихота Ламанческого» Мигеля Сервантеса. «В вашей земле есть кто, если дружить, чтобы достойным другом был, если враждовать, чтобы достойным врагом был?» — сказание о кабардинском князе Алиджуко, странствовавшем по черкесским землям и искавшим с кем можно сразиться. — «Он почел благоразумным и даже необходимым как для собственной славы, так и для пользы отечества сделаться странствующим рыцарем, сесть на коня и, с оружием в руках отправившись на поиски приключений, начать заниматься тем же, чем, как это ему было известно из книг, все странствующие рыцари, скитаясь по свету, обыкновенно занимались, то есть искоренять всякого рода неправду и в борении со всевозможными случайностями и опасностями стяжать себе бессмертное имя и почет» .

Сравнение с Дон Кихотом, может быть, несколько гротескно, но не надо забывать, что в его образ Сервантес вложил концентрированную сущность рыцаря, наделил его всеми теми качествами, которые были присущи европейскому рыцарству в целом. Индивидуализм, уважение, самоуважение, независимость, гордость, стремление к славе — это прекрасные жизненные принципы. Что может быть лучше?

Неудивительно, что современные адыгские этнографы и историки подчеркивают это, сравнивают с российской армией, где, по правде говоря, было мало похожего, и выставляют это в качестве доказательства превосходства адыгской системы над российской, указывая, что у адыгов уже тогда была более совершенная, более демократичная и более похожая на современную структура общества и нравов. Глубочайшее заблуждение! Именно такие нравы, во многом, и привели адыгов к поражению. Они дали адыгам армию, которая была неспособна к организации и дисциплине, к скоординированным действиям, к восприятию лидера и к единой системе управления. Это была армия, которая могла ходить в красивые набеги, когда «дорогие шлемы, кольчуги и налокотники — горели и сверкали под лучами июньского солнца». Это была армия, представители которой совершали прекрасные подвиги, которыми народ восторгается и поныне, армия, в которой воины имели высокие индивидуальные боевые качества. Это было войско Дон Кихотов. «К счастью, они никогда не могут собрать... силы воедино по причинам внутренней вражды и полнейшего отсутствия дисциплины и средств для содержания в течение определенного времени такой массы людей. Не будь этих препятствий, они представляли бы большую угрозу для своих соседей, имея в виду также и их воинственный характер; они были бы просто непобедимы в своих краях.... они не признают ни дисциплины, ни субординации ... каждый волен отправиться к себе домой, когда ему заблагорассудится, что они частенько и проделывают, особенно если их отряды находятся неподалеку от их жилищ», пишет И. Бларамберг. Им противостояла совсем другая армия — где царила дисциплина, но не индивидуальность, где люди служили не для славы, а из чувства долга и по приказу, где офицер мог ударить или выпороть солдата, где инициатива и свобода решения подменялись командой, тщательным планированием и исполнительностью. В ней было скучнее служить, чем в черкесской. Её задачей было не ходить в красивые и выгодные набеги, добывая почет, а стоять и умирать в грязи и в собственной крови, если этого требовал приказ, а если не умер, то подниматься и идти дальше, шаг за шагом захватывая землю и не уходя с неё, как во время набега. Это были разные армии. И проблема адыгов была в том, что они имели армию первого типа, в то время как им позарез был нужен тип второй. Дон Кихоты остаются в истории, они стяжают славу, о них пишут книги и их любят женщины. Но они не выигрывают войн! Здесь, кстати, в полной мере проявился еще один парадокс Кавказской войны о котором почему-то никто не пишет. Абсолютно понятно, что в долгом периоде адыги не могли выиграть эту войну. Здесь не может быть никаких вариантов. В коротком же периоде, для того, чтобы сдержать русскую колонизацию края, растащить войну на как можно более широкую территорию и распылить российские войска, не дав им возможности широкого наступления — надо было действовать именно так как и действовали черкесы! Иоганн Бларамберг описал это интересным образом:

«черкесы никогда не могут сконцентрировать в одном месте все свои силы, но, с другой стороны, их никогда нельзя победить окончательно и полностью, так как они постоянно появляются и исчезают. Разрушение их аулов не приносит много пользы, так как у них всегда есть под рукой материал, чтобы построить новые».

То есть, по воле случая или целенаправленно, но война на Кавказе неестественно затянулась — если бы адыги воевали активно и массово, то проиграли бы сразу и война бы закончилась в течении нескольких лет. Но, учитывая то, что они представляли опасность на всей огромной протяженности границы и, принимая во внимание то, что Россия в это время вела немало войн и Северный Кавказ не был главным приоритетом, первый этап русского наступления был очень долог, процесс концентрации войск, необходимых для наступления по всему огромному фронту затянулся, но как только они там появились адыгов уже не могло спасти ничто.