Варианты событий
Могли ли адыги как-то изменить ход войны — свести её вничью или даже победить? Да, могли. Можно сказать с уверенностью, что практически во всех периодах войны, за исключением, наверное самого последнего, когда груз общих ошибок был настолько тяжел, а силы, собранные на Кавказе, настолько велики, что Россия была несогласна ни на что меньшее, чем полная, безоговорочная победа; так вот, за исключением этого периода адыги реально могли повлиять на исход войны.
Могли.... Могли, но не могли! Могли потому, что всегда существовала возможность совершить какие-то определенные действия, которые привели бы черкесов как минимум к миру, а, возможно, и к победе; и не могли потому, что любые эти действия выходили за рамки того трехстороннего и уже отмершего мира, в котором был выпестован адыгский менталитет того времени. Эти решения требовали от адыгов выхода за рамки системы ценностей, сформировавшихся в турецко-крымско-закрытом мирке и выросшего из него кодекса Хабзэ, а адыги были не в состоянии это сделать. Обстановка требовала от них того, что англичане называют «to look beyond the curtain» — дословно, «выглянуть за занавес» — раздвинуть границы, искать новые нестандартные решения вне существующих опций, но трагедия адыгов была в том, что занавес Хабзэ был все-таки слишком тяжел для них и пока он окончательно не упал, полузадавив народ, адыги могли мыслить только в рамках традиционных решений, заведомо, с самого первого дня противостояния обрекавших их на поражение.
Нужно было ждать. Ждать слома системы — каким бы путем он ни был достигнут. Возможно, это должно было случиться через боль. Боль всей нации. Ту боль, с которой, после столетней войны и поражения черкесов мучительно отмирал Хабзэ, ту боль, с которой современники смотрели на униженных, морально раздавленных, потерявших ориентир черкесов, потерпевших оглушительный разгром в красивой рыцарской войне за славу. Ту боль, которая была во благо и через которую новое время, как мать, рожало новую, жизнеспособную нацию адыгов, вышедшую в реальный мир.
Говоря о вариантах, следует, конечно же, начать с возможности заключения мира с Россией.
Никто не хотел крови черкесов. Земли адыгов были всего лишь пятном на карте, через которые проходил почти геологический разлом интересов Англии, Франции, Турции и России. Да, России нужны были эти земли. Это звучит несправедливо для черкесов, но мир вообще несправедлив и если бы это была не Россия, то стала бы другая страна и точно с такой же степенью несправедливости эти слова звучали бы со стороны той же Англии.
Невозможно было оказаться в зоне интересов сверхдержав и быть независимым от них. Тогда и сейчас. Невозможно. Таковы правила игры. У адыгов было два варианта — либо осознать новую реальность и действовать соответствующим образом, либо начать упираться и пытаться толкать назад несущийся на тебя паровоз. Адыги толкали.
Но если бы они все-таки осознали реальность, то поняли бы, что в каждом из периодов войны было немало моментов, когда с Россией можно было заключить мир. На любых условиях.
Это было и в самом начале всей истории, когда Екатерина II за строительство крепости в Моздоке предложила дружбу, прислала кабардинцам в виде подарка немалую сумму денег и согласилась на все их условия кроме одного — срыть крепость. Это было и потом — постоянно, когда отдельные части адыгских народов, отдельные князья, отдельные семьи «замирялись», после чего с ними тут же переставали воевать и начинали считать их своими, без учета национальности, веры и не вспоминая против кого они еще совсем недавно воевали. Это было и в 1837г., когда генерал Симборский, командовавший одним из отрядов на Черноморской линии, обратился к убыхам с предложениями о мире, утвержденными лично императором. Это было и в году 1861, когда Александр II предлагал адыгам альтернативу, которая позволила бы, как минимум, избежать трагедии последних лет войны.
По сути, возможность заключения мира была всегда. Адыгам нужно было просто отряхнуться от Хабзэ, осознать новую реальность и понять, как в ней жить. Но в массе своей этого не произошло.
Другой — реальной, правильной и исполнимой возможностью была полная реформация общества. Перевод общества либо в сторону крайнего ислама, либо в сторону полной европеизации. При этом, как мы сейчас видим, исламизация Черкесии не привела бы к победе — как не привела она к ней чеченцев, ни тогда — 170 лет назад, ни уже в наши 1990-2000-е гг. Единственным потенциально возможным вариантом оставалась европеизация — с принятием европейских обычаев, европейских наук и искусств, с развитием европейского производства, включая производство оружия, с принятием (что очень важно!) европейских принципов построения армии, в том числе иного порядка формирования военных частей, суровую дисциплину, развитие, как минимум, 4 видов вооруженных сил и, вдобавок к этому, если не флота, то по крайней мере, приморских укреплений — крепостей и т.д. Все это было абсолютно реальным, возможным и могло привести к коренному изменению ситуации на Кавказе.
В истории есть немало примеров, когда все происходило именно так. Из наиболее близких нам можно вспомнить Россию Петра I — когда полуизолированная, патриархальная, боярская, раздираемая на части Россия в 1698г. встала на путь масштабных реформ и всего через 10 лет — в 1708-1709 гг. новая российская армия европейского типа уже разбивает одно из самых сильных государств того времени — Швецию. Мы можем вспомнить Японию времен обновления Мэйдзи — когда после 300-летней самоизоляции и закрытости от остального мира, Япония в 1860-х гг. начинает период модернизации и уже в 1890-х становится региональным лидером, а в 1904-05 гг. разбивает тогдашнюю супердержаву — Россию.
В распоряжении адыгов было в несколько раз больше времени, чем у Петра I или у японского Императора. Они могли это сделать и Великобритания с Францией были бы просто счастливы помочь им. Появление нового игрока современного типа коренным образом преобразило бы ситуацию в регионе, как это случилось с арабскими землями, когда там появился Израиль. В таких условиях, скорее всего, Россия оставила бы планы экспансии на Кавказе и переместила бы акцент на территории попроще — на Среднюю Азию.
Но все это можно было достичь только через коренную ломку всех адыгских традиций, обычаев, менталитета и кодекса чести. Ни Петр I, ни японский Император, ни Шамиль не могли появиться при Хабзэ и не появились. Несмотря на всю привлекательность и «правильность» этого варианта для адыгов, в реальной жизни он был неисполним.
И, конечно, главное, что могли сделать адыги для того, чтобы не проиграть войну — это не начинать её. Ведь на них никто не нападал. Ни старый, мудрый и генерально-штабной В.А. Потто, ни добрый десяток современных этноисториков так и не поняли, что постройка крепости в Моздоке не была нападением России на черкесов! Гарнизон в 214 солдат и крепость, в которой в 1764г. насчитывается 4 (целых четыре!!!) дома[40] — «один дом для князя Канчокина, другой для [подполковника] Гака; сооружена из казны деревянная церковь с утварью... учреждена здесь таможня», при всем желании не могли быть армией нападения против воинственного народа, насчитывающего 1 млн 200 тыс. человек! Моздок — был простым проявлением традиционной адыгской вражды, когда один из кабардинских князей-иналидов — Кургоко Канчокин — ослабев в борьбе с другими князьями, решил пойти под покровительство России. Он добился высочайшего разрешения перейти в русское подданство и принял христианство. Заботясь о своей безопасности, и желая получить защиту от других, враждебных ему кабардинцев, он согласился на строительство российской крепости на своих землях и сам поселился в ней.
Вот и все, что было. Никто не нападал на адыгов! Доказательством тому служит список требований, выдвинутых адыгской делегацией Екатерине II в 1763 г. Требование срыть тогда еще только строящуюся крепость в ряду этих требований стоит даже не на первом месте! Не это — не крепость и не военная угроза, исходящая от неё в первую очередь волновала черкесов.
На первом месте черкесские князья поставили требование возврата беглых рабов, в том числе адыгской национальности. Повторяю еще раз, поскольку это очень важно. Более всего адыгов волновала не сама крепость и не военная опасность от нее исходящая, а их подданные, бегущие под её защиту. Рабы! Многовековая пища Хабзэ — вот, что интересовало их больше всего. Это крайне важный момент. Он говорит о том, что строительство российской крепости на землях кабардинского князя не было нападением и не воспринималась таковым!
Это было БОЛЬШЕ, чем нападение. Это было открытием, распечатыванием системы. Это был вызов многовековому замкнутому адыгскому мироустройству, возведенному на спине турецко-крымского мира и отвергающему этноконкуренцию. Это был сигнал к переменам, сигнал народу к тому, что что-то в этом мире может идти вразрез с кодексом Хабзэ и ни воинственные черкесские князья, ни всемогущий султан Блистательной Порты не в силах изменить такого хода событий. Это был зажженный фитиль под самыми основами тогдашнего адыгского мира и адыгской экономики, расчитанной на поставку невольников для турецкого государства. В своем роде, Моздок — это Колумб открывающий свою Америку или сибирские геологи отворяющие дверь в избушку отшельников Лыковых — начиная с этого момента для Черкесии все должно было идти по-другому. И это было еще страшнее, чем просто военное нападение. Это был слом системы — многовековой и внешне все еще успешной.
Но даже не в этом заключалась настоящая трагедия адыгов. Она была в том, что ничего из этого адыги не поняли.
Все было как в японской пословице про бабочку — «будущее уже пришло, а она этого еще не поняла». Так вот, со строительством крепости Моздок к адыгам пришло будущее, Моздок был их будущим, а они этого банально не поняли и были просто не в состоянии понять, в том числе, потому, что у тогдашних адыгов не было интеллигенции. У адыгов не было мыслителей, ученых, дипломатов, архитекторов — той самой образованной и творческой прослойки общества, которая должна была увидеть куда идет страна и что с ней будет завтра. В обществе, основанном на Хабзэ, где нет городов, нет ремесленников, нет товарно-денежной системы и где основа экономики заключается в продаже невольников не было места интеллигенции — она просто не могла там возникнуть, ей там нечего делать! Среди тогдашних адыгов не могли родиться Авиценна, Микеланджело или Белинский — мир Хабзэ был слишком тесен для них! Белинского нельзя было впихнуть в великолепный и продуманный до мельчайших деталей воинский доспех адыгов! И в этом — в основах системы — а не в математике Магницкого и не в межплеменных раздорах заключается главная причина катастрофы, постигшей адыгов в середине XIX века.
Адыгская интеллигенция начнет вызревать позже. Она зародится и вырастет во чреве России. Султан-Хан Гирей, Шора Ногмов и люди, подобные им станут у её основ. Именно они, возросшие с теми, кого нынешний президент Адыгеи называет «палачами адыгейского народа», соберут остатки перемешанного войной и раздавленного крушением многовековой системы мировоззрения народа адыгов и дадут ему новую систему ценностей, существующую и по сей день. Именно они за руку выведут его в открытый, современный мир и именно от них пойдут современные адыгские президенты, историки, инженеры, врачи, поэты, пойдут Лия Ахеджакова, Хусен Андрухаев, Юрий Темирканов, Михаил Шемякин и Любовь Балагова, написавшая
Мчались конницей в гике,
Не считая потерь.
Генералы-адыги,
Где вы, братья, теперь?...
А теперь о самом сложном. Если кому-то кажется, что эта статья — об истории, то он ошибается. Эта статья не о прошлом. Она о будущем. И вопросы, которые она затрагивает — гораздо глубже мыслей о чьем-то численном превосходстве, либо словопрений по поводу того куда делось потенциально возможное 200-тысячное черкесское войско.
Основной вопрос этой статьи — кто был прав — Кургоко Канчокин или — Казбич Шеретлуко? Канчокин или Шеретлуко?
Сейчас, в наши дни, зная чем закончилась Кавказская война, понимая чем был вызван такой её исход и зная как сложилась дальнейшая, непростая, послевоенная судьба адыгского народа, можем мы четко и недвусмысленно ответить на вопрос кто был прав тогда, 150 лет назад — Канчокин или Шеретлуко? Князь, ушедший от своих, которые, останься он с ними — убили бы его самого, его семью и его людей; человек, сделавший шаг, который стал началом конца всего тогдашнего адыгского мира и которого кое-кто сейчас воспринимает как предателя, но который добился того, что его этнос — кабардинцы — последовав по его пути, перестав толкать паровоз назад и выйдя из войны на ранней стадии, в результате всех перипетий стал жить гораздо лучше и из третьего по величине и могуществу черкесского этноса превратились в первый? Или Казбич Шеретлуко — этот, как его называли, Лев Черкесии, легендарный воин, имя которого сейчас является символом гордости представителей части адыгского народа, который воевал до конца и подвел свой народ — шапсугов, бывших тогда самым сильным из всех черкесских этносов, к гибели, к самому краю своего существования, к обрыву, после падения с которого из более чем 350 тыс. шапсугов на Кавказе сейчас живет около 10 тыс человек?... Кто из них был прав? Князь-изгой, пошедший против своих и в реальных условиях реального, несправедливого мира обеспечивший жизнь, процветание и рост численности своего народа, либо воин-герой, шедший до конца, завоевавший славу, ставший легендой и приведший свой народ на грань исчезновения?
Это не вопрос к историкам — к старичкам, проведшим годы в архивах и видящих жизнь через призму пожелтевших исторических документов. Это вопрос для нас с вами. И вопрос этот не о прошлом, а о будущем, потому, что именно от ответа на него и будет строиться наше понимание «добровольного присоединения», либо «палачей адыгского народа», президента Адыгеи, или простых людей в ней живущей, именно на его основе, хотим мы этого или не хотим, мы станем строить будущие отношения между кавказскими народами и русскими.
Это вопрос имеет под собой не столько историческую, сколько моральную основу. На него не может быть единственно верного ответа в духе старика Магницкого, в стиле националистических выкриков или административно-начальственной книги президента Адыгеи. Это вопрос, на который я не знаю ответа и вопрос, который каждый должен решать сам.
Канчокин или Шеретлуко... С кем были бы сейчас генералы-адыги?...
Кто был прав в будущем?...